Президент ВАРПЭ Герман Зверев: "Нужно искать решения, которые не убивали бы одну отрасль ради другой"

СУДА VS ЗАВОДЫ

– Герман Станиславович, кого объединяет сегодня ВАРПЭ?

– 67 рыбопромышленных предприятий и рыбохозяйственных объединений России от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Крыма, от Санкт-Петербурга до Астрахани.

– Каковы перспективы завершения строительства флота в рамках первой части программы "квоты под киль" и какое оборудование вызывает наибольшие сложности при перепроектировании?

– Этот флот будет построен, в конце концов. С этим трудно спорить. По разным судам – разные истории.  Задержка есть – от года до двух лет. Главные двигатели – самая большая проблема на сегодняшний день. Предприятия самостоятельно работают над поиском альтернативных решений, в том числе по замене оборудования. Это, бесспорно, означает и подвижки сроков, и удорожание проектов.

– Как проявили себя суда, уже построенные в рамках программы?

– У нас построено три крупнотоннажных судна – одно для Дальнего Востока и два для Северного бассейна – и четыре среднетоннажных. Всего семь судов. Делать какие-то выводы пока преждевременно. Показатели хорошие, но не превосходящие показатели действующих судов того же типа.

Если опираться на советскую практику совместных заседаний коллегии Минрыбхоза, которую возглавлял Александр Акимович Ишков, и коллегии Минсудпрома, которой руководил Борис Евстафьевич Бутома, то после спуска рыбопромыслового судна на воду все только начиналось. Судно выходило на промысел, подробно анализировались его производственные показатели, выявлялись проблемы. После этого на коллегии выступали с докладом представитель соответствующего всесоюзного рыбопромышленного объединения, например, "Дальрыба" или "Главрыба", и руководитель или главный инженер предприятия – заказчика судна и представитель или главный инженер верфи.

Нет ни одного рыбопромыслового судна, которое действовало в советское время и в работу которого, в механизмы которого не вносились бы изменения после первого выхода на промысел. Это суда, которые строились не только у нас, но и на немецких, польских верфях. Например, траулер "Иван Бочков", который работал на Севере. После первого промысла проанализировали недостатки в его работе и увеличили морозильные камеры. Поэтому работа нового флота – это всегда серьезный процесс.

– Вы правильно отметили, что суда дорабатывали, и если говорить конкретно о проекте В-408, то по нему были построены в дальнейшем десятки БМРТ. Сегодня рыбаки строят по одному-два судна, и для судостроителей это громадная головная боль, почти каждое судно – головное.

– Я с вами согласен. У нас создан Экспертный совет по развитию судостроительной промышленности и морской техники при Комитете Госдумы по экономической политике, промышленности, инновационному развитию и предпринимательству. Его возглавляет генеральный директор "ОСК" Алексей Рахманов. Меня тоже туда включили. Нужно вместе думать и искать какие-то решения, которые не убивали бы одну отрасль ради другой, чтобы финансовое кровопускание одной отрасли не являлось единственным способом выживания другой.

– Ранее проектированием занимались специализированные минсудпромовские КБ – "Восток" и "Ленинская кузница", а требования к судам разрабатывал проектный институт "Гипрорыбфлот". На что сегодня опираются заказчики при выборе проекта судна?

– Предприятие исходит из того, какой объем квоты у него, какую продукцию оно планирует выпускать в море. 

– Но судно строится не на пять лет, а на тридцать. Хватает ли у судовладельцев компетенций, чтобы правильно выбрать проект судна?

– Есть понятие идеального решения и оптимального решения. Идеальное – это попытка учесть все факторы, все предусмотреть и предвосхитить будущие события. С моей точки зрения, это невозможно. Те решения, которые принимались пять лет назад, основывались на данных о конъюнктуре рынка, состоянии запасов водных биоресурсов, прошедшего технические испытания оборудования. Весь этот опыт "ложился" на суда. Сейчас картинка поменялась. Например, те производители оборудования, на которых предприятия рассчитывали, повели себя некорректно. На несколько миллиардов рублей было оплачено оборудование для строящихся судов, и это оборудование поставлено не было...

– Судиться пытаетесь?

– Предприятия пробуют это делать. Успехов пока нет. Нужно понимать, что юридическая процедура – длительное дело.

– Какие-то выводы рыбаки из первого этапа "квот под киль" сделали?

– Пока что существует большая настороженность в отношении крупнотоннажных судов. Если на первом этапе 80% всей квоты было задепонировано под суда длиной 100 метров, то сейчас очевидно, что суда такого типа с учетом ситуации с оборудованием будут строиться очень долго. Поэтому инвесторы присматриваются к судам другого типа или другим инвестобъектам, например, береговым рыбоперерабатывающим заводам.

– Подходы к работе с верфями изменятся?

– Нужно время, сейчас идет притирка. Все понимают, что ни одни, ни другие не правы стопроцентно. Все понимают, что важен диалог, и что самое главное, желание договариваться у всех сторон есть.

РЫБАКИ И РЫБА

– Какое место в мировой табели о рангах занимают наши рыбаки? Каким флотом располагаем? Что и где ловим?

– Смотреть на табель о рангах – это самый простой и самый ошибочный подход. История мирового рыболовства показывает, что попытка использовать один критерий, например, объем вылова, выручки или экспорта, ложно действует в системе, которая складывается из трех координат: биологической – это объем вылова, экономической – выручка и другие финансовые показатели, и социальной – объем рабочих мест, объем внутреннего потребления. Есть примеры, когда страны гнались за выловом (в частности, Канада), и это привело к внушительному снижению вылова. Такая же ситуация сложилась в Японии: в начале нулевых она вылавливала свыше 6 млн тонн, сейчас же добывает менее 4 млн (в 2022 году вылов снизился до рекордно низкого уровня в 3,85 млн тонн).

Если использовать интегральный показатель, Россия входит в лидирующую пятерку рыболовных держав мира. У нас достаточно сбалансированная промысловая нагрузка, достаточно хорошие экономические показатели – прирост отраслевой выручки и прибыль.

Хотя в минувшем году отраслевая прибыль упала, и достаточно сильно – более чем на 30%, до 158 млрд рублей. Добыча осуществляется преимущественно в исключительной экономической зоне страны (на нее приходится 80% вылова), порядка 18% – это добыча в экономических зонах других государств и в открытой части Мирового океана. Объемы вылова стабильны в течение последних нескольких лет.

Российский вылов водных биоресурсов (По данным Росрыболовства)

– Стоит ли рассчитывать на увеличение экспедиционного рыболовного промысла, как это было в СССР?

– Важно понимать, что советский экспедиционный лов представлял собой уникальное экономическое явление, создававшееся в особой обстановке. Он был составной частью большой государственной политики СССР. Более половины союзного вылова добывалось в исключительных экономических зонах других государств в различных районах Мирового океана. Утверждение в 1982 году Конвенции ООН по морскому праву привело к болезненным последствиям, выразившимся в принудительном исключении советского рыбопромыслового флота из тех районов, в которых он работал прежде.

В нынешних реалиях отсутствует субсидирование рыболовства в Мировом океане и какие-либо другие меры господдержки этого промысла.

– Но некоторые страны в мире продолжают экспедиционный промысел и сегодня...

– Какие?

– Норвежцы и китайцы ведут промысел криля в Антарктике.

– Масштабной добычей криля занимается только Китай. Он обозначил для себя задачу: последовательно уменьшать промысел в собственной исключительной экономической зоне. Вылов водных биоресурсов в их водах в течение предыдущих двух-трех лет снижался, и это снижение привело к наращивают вылова в Мировом океане. При этом китайцы используют непрозрачные схемы: реальные объемы добычи не известны и это вызывает беспокойство у мирового рыболовного сообщества и экологов.

– Российские рыболовецкие компании пытаются ловить крабов в Африке...

– Это пока единичные случаи.

– Вернемся к флоту. Какими рыболовецкими судами мы сегодня располагаем? Где они ведут добычу?

– У России более тысячи рыбопромысловых судов. Крупнотоннажных немногим больше 150, среднетоннажных – 300. Основной вылов (3,3 млн тонн) осуществляется на Дальнем Востоке. Предприятия Северного бассейна добывают порядка 1 млн тонн. Значительная доля приходится на выращенную рыбу – 380 тыс. тонн. На Дальнем Востоке в основном работает крупнотоннажный флот – суда типа "Пулковский меридиан", на Северном бассейне – среднетоннажный.

– Вы сказали "Пулковский меридиан", это суда в основном еще советской постройки. Ваша ассоциация не так давно проводила анализ состояния рыболовецкого флота. Что он показал?

– Действительно, несколько лет назад мы анализировали возраст флота. Средний возраст судов – 31 год. Для сравнения, по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), средний возраст промысловых судов в Южной Америке составляет 39 лет, в Северной Америке – 37, в Африке – 35, в Океании – 33, в Азии – 27, а в Европе – 29 лет. Но помимо возраста важны и производственные показатели. Например, "Петр I" 1993 года постройки поставил мировой рекорд в 2019 году и выловил почти 90 тыс. тонн рыбы.

За семь лет объем производства продукции глубокой переработки (включая рыбную муку) у нас вырос с 263 тыс. тонн до 478 тыс. тонн. При этом 80% произведено на действующих судах, которые были дополнительно оборудованы линиями по переработке филе, фарша, сурими. В тоже время строится новый флот, в том числе на иностранных верфях. За последние 10 лет за рубежом для российских рыбаков было построено 32 добывающих судна. Причем больше половины – в течение последних пяти лет. Среди них  супертраулеры "Океанрыбфлота" – "Владимир Бирюков" и "Георгий Мещеряков", способные вместе заменить пять больших морозильных траулеров типа "Пулковский меридиан".

– Что мы экспортируем сегодня, что импортируем?

– На экспорт в основном идет четыре видовые категории: минтай, краб, лососевые, треска. Минтай – это три продуктовых категории: мороженый минтай, филе минтая и икра. Мороженый минтай экспортируется на 90% в Китай (свыше 500 тыс. тонн). Филе минтая – преимущественно в Европейский Союз (порядка 40-45 тыс. тонн). Икра минтая – в Японию и Республику Корея (это около 25-30 тыс. тонн).

Краб на втором месте. Если посмотреть на статистику, то по прошлому году экспорт продукции из минтая обеспечил выручку в 1,8 млрд долларов, краб – 1,6 млрд долларов. Это краб живой и краб мороженный. Краб живой на 90% идет на китайский рынок, остальное в Корею. Краб мороженный поставляется в Европу и Японию.

Третью позицию занимает треска, в основном это филе. Но, кстати, в прошлом году экспортировалось не только филе, но и мороженая треска, потому что введенные Великобританией пошлины отсекли для нас часть рынка филе. Тем не менее, экспортные поставки трески были довольно неплохие: свыше 1,1 млрд долларов.

Если брать показатели 2021 года, минтая мы продали на 1,5 млрд долларов, в 2022 – на 1,8 млрд долларов. Прирост экспортной выручки составил 300 млн долларов. Крабов в 2021 году продали почти на 1,48 млрд долларов, в прошлом году – на 1,62 млрд. Плюс – 140 млн долларов. Трески в 2021 году на экспорт пошло на 850 млн долларов, а в прошлом году – на 1,15 млрд долларов, то есть плюс 300 млн. И четвертая категория – это лососевые. В прошлом году экспорт лосося превысил 500 млн долларов, это плюс 150 млн к показателям позапрошлого года. Вот эти четыре видовые категории составляют 95% российского экспорта рыбы.

– Импортируем много?

– Импорт в прошлом году снизился на 22% – до 547 тыс. тонн. Это в основном лососевые, скумбрия атлантическая и креветки. Например, на внутренний рынок идет 78 тыс. тонн креветок, а собственный вылов дает меньше 15 тыс. тонн. Креветка вообще один из самых торгуемых видов морепродуктов на мировом рынке.

– В основном аквакультура?

– Нет, дикая креветка. Аквакультура составляет примерно 30–35%. Но если говорить о мировом рынке, то именно аквакультура формирует основную долю. Например, Индия – это серьезный рынок. Так же важные игроки в этом сегменте рыбного рынка – Вьетнам и Эквадор.

– Насколько активно развивается российский рынок аквакультуры?

– Развивается нормально. Объем производства по прошлому году – 380 тыс. тонн (плюс 7%). Это довольно большой прирост. Отдельные операционные связи в прошлом году оборвались, но это были лишь точечные проблемы.

Есть и более серьезные преграды. Например, есть очень перспективный рынок Дальнего Востока – марикультура. Он открывает большие возможности как для внутреннего, так и для внешнего рынка. Но там главная проблема – это государственная экологическая экспертиза. Система, выстроенная Росприроднадзором и Минприроды, де-юре носит форму обоснованной экологической экспертизы, а по факту это похоже на просто взимание денег. Речь идет о сотнях миллионов рублей, которые стартапы вынуждены платить за подготовку пакета документов и его согласование с подведомственными федеральным органам власти учреждениями. Это очень серьезные расходы для стартаперов.

Сейчас мы видим, что в проекте изменений в закон о государственной экологической экспертизе предусмотрено некое ослабление этого барьера: распространение этой экспертизы только на стартапы, занимающеся марикультурой на особо охраняемых природных территориях. Но здесь мы сталкиваемся с необоснованным расширением площади таких территорий. Если эта поправка пройдет, то следующая поправка в законодательство должна будет касаться того, что экспансия особо охраняемых природных территорий должна иметь разумные пределы. Вопрос, рыба для людей или люди для рыбы.

– Одной из причин, почему высококачественная глубоководная рыба и крабы не попадают к россиянам на стол, является более строгий чем в Европе и Азии подход к оценке опасности органических соединений мышьяка. Планируется корректировка российских норм?

– Три отраслевых объединения – ВАРПЭ, "Рыбный союз" и Ассоциация судовладельцев рыбопромыслового флота – профинансировали научное исследование оценки соответствия безопасности нормативов неорганического мышьяка в рыбной продукции. Исследование провел Федеральный научный центр медико-профилактических технологий управления рисками здоровью населения Роспотребнадзора. Это исследование уже просмотрено экспертами Евразийской экономической комиссии. Мы предполагаем, что этот год может стать годом, когда те непреодолимые разногласия, которые существуют между отраслевым сообществом, Росрыболовством и Минсельхозом с одной стороны и Роспотребнадзором с другой, возможно, станут преодолимыми.

– Ссылаясь на исследования ФАО, вы говорили, что особого прироста вылова рыбы ждать не стоит. В то же время по прогнозу этой организации Россия должна была существенно увеличить свой экспорт (с темпами роста в 33%). Значит ли это, что мы будем больше поставлять на экспорт и меньше – на внутренний рынок?

– ФАО каждые два года делает доклад о мировом рыболовстве и аквакультуре, в котором содержится достаточно глубокая информация о текущем и прогнозируемом состоянии водных биологических ресурсов. Но именно в этом докладе нет прогнозов по экспорту.

Экспортный потенциал государств оценивает другое подразделение этой организации. В 2021 году они провели исследование, в котором дали свою оценку возможному росту экспортных продаж РФ. Свои выводы они основывали на том, что Россия может расширить экспорт.

Экспорт состоит из продуктового и странового ряда. Если страна производит ограниченное количество продуктов и продает их в ограниченное количество стран, объем экспорта невелик. Проще говоря, если постоянно продавать мороженый минтай в Китай, то существенного роста не будет. А если увеличить объем производства филе, если попробовать реализовывать его на других рынках, например, на евразийском, если найти дополнительные рынки для продажи икры минтая, тогда добавленная стоимость экспорта вырастет.

В ФАО исходили из того, что Россия увеличит производство других видов продукции, и отчасти так и произошло. Наша страна начнет работать с другими рынками помимо тех, кому традиционно продавала рыбопродукцию. Так что объем российского экспорта в деньгах может вырасти, но физические объемы экспорта в пятилетней перспективе останутся на том же уровне плюс-минус 100 тыс. тонн.

– Запасы мезопелагических рыб оцениваются в 11 млрд тонн. Способны ли сегодня российские компании самостоятельно заниматься исследованиями вылова рыб на больших глубинах, разрабатывать для этого новые орудия лова или здесь не обойтись без помощи государства?

– Коммерческая эффективность и рентабельность таких проектов практически равна нулю. Это серьезные исследования.

– Но макруруса кто-то же ловит?

– Ловят, но это рыба, для добычи которой дополнительного супертрала или траловых досок для его прочности не требуется. Ее ловят уже 40–50 лет с использованием тех рыбопромысловых судов, того промвооружения, которое существует, и этот промысел эффективен.

– Есть еще глубоководный клыкач.

– Это интересная рыба, но тут многое зависит от спроса. Если предложение небольшое, то цена высокая. Если "все бросились ловить", то и цена упадет. Поэтому я не уверен, что в России есть рыбопромышленные компании с таким запасом прочности, который позволит осуществлять сверхрисковые инвестиции в разведку водных биологических ресурсов, модернизацию рыбопромыслового флота и перевооружение, необходимое для вылавливания таких видов биологических ресурсов, и, что не менее важно, в маркетинговое продвижение этих видов.

Простой пример: в Советском Союзе для продвижения сардины иваси, нового, не очень привычного вида рыбы, хотя и совпадающего по органолептике с сельдью, были приложены громадные усилия. Вкусовые и кулинарные привычки людей – очень консервативная и инерционная история. Появление нового вида рыбы, особенного "революционного", это проект не года-двух, а десяти-двадцати лет.

Статья "Президент ВАРПЭ Герман Зверев: "Нужно искать решения, которые не убивали бы одну отрасль ради другой"" впервые опубликована в июньском номере журнала WWW.KORABEL.RU./ Подписаться на журнал

Статьи по теме: 

Академик Адрианов: "Россия должна вернуться в Мировой океан, чтобы не проспать будущее"

Глава ВНИРО: "Сегодня в нашем распоряжении пять судов с водоизмещением более тысячи тонн" 
 

Сколько стоит судно построить?