– В промысловую экспедицию 1920 года входило пять человек. Тогда нужно было решать, как осваивать север страны, проводить исследования. Брались за всё – транспорт, полезные ископаемые, рыбный промысел. В годы Великой Отечественной войны институт обеспечивал северные конвои, занимался ледовыми проводками. Кстати, несмотря на эвакуацию части сотрудников из Ленинграда, количество диссертаций в это сложное время не уменьшилось. Потом мы числились под главкоматом Севморпути и, фактически полностью содержали арктическую наблюдательную сеть. Сейчас она входит в состав Росгидромета.
Наша основная задача – обеспечение безопасного освоения и использования ресурсов Арктики – никуда не делась и сегодня, просто изменились формы этой работы. ААНИИ – это государственный научный центр, организация полного цикла. Мы делаем всё: от получения данных со своей наблюдательной инфраструктуры до проведения различных исследований – поисковых, фундаментальных, экспедиционных. Самая важная прикладная миссия – гарантировать безопасную навигацию на трассе Северного морского пути.
Мы составляем ледовые прогнозы, проводим спецоперации, осуществляем различные выгрузки и т. п. Также институт занимается экспедиционной деятельностью. У нас десять станций в Антарктиде. Пять из них работает в круглогодичном режиме, с запуском Русской их будет шесть. В Арктике тоже есть наши обсерватории. Для обеспечения этих станций у нас есть научно-экспедиционный флот: флагман “Академик Фёдоров” и построенное десять лет назад судно “Академик Трёшников”.
– Предыдущая ФЦП закончилось у нас в 2013 году. Планировалась новая, и в ней, по идее, должен был быть и наш корабль. Но что-то пошло не так: ФЦП нет, корабля тоже нет. Все эти восемь лет мы активно продвигаем идею строительства современного большого экспедиционного судна. Надеюсь, в ближайшие годы появится результат.
Сегодня у нас есть три обсерватории – это российский научный центр на Шпицбергене, научно-исследовательский стационар «Ледовая база Мыс Баранова» на Северной Земле и станция в Тикси (она принадлежит Якутскому управлению гидрометслужбы, но мы методически поддерживаем её, занимаемся исследованиями). С появлением “Северного полюса” у нас будет не четыре отдельных наблюдательных пункта (одна точка в океане, три по арктическому побережью), а целая пространственно-распределенная обсерватория. Программа наблюдений будет полностью скоординирована, и данные с платформы будут дополнять данные из обсерваторий. Уверен, это будет один из самых главных арктических научных проектов в сегменте геонауки в ближайшие десять лет. Аналогов сегодня нет.
Основная задача обсерватории – сбор натурных данных для прогностических метеомоделей для высоких широт. Сейчас там точность не такая высокая, как для умеренных широт. Это важно, поскольку Севморпуть активно развивается. И обеспечение маршрута самыми лучшими прогнозами – огромный научный вызов для нас.
– Ваша система гидрометеорологического обеспечения “Север” включена в программу по развитию Арктики?
– Да. Более того, начиная с 2021 года запланирована её модернизация. Концепция обновления системы готова. Мы понимаем, что и как необходимо делать. Система “Север” в последний раз модернизировалась в 2000-ых годах для обеспечения работ в Карском и Баренцевом морях. Сейчас добавилось восточное направление, где требуется круглогодичная работа. Сегодня мы создаем обзорные карты для двух морей каждые три дня, но скоро предстоит это делать каждый день по всем морям Севморпути. Система с уровнем автоматизации из 2000-ых годов на это не способна.
Необходимо менять софт, прорабатывать алгоритмы обмена информации и доведения её до потребителя. Усилится автоматизация, эксперты уйдут от рутинной работы и сосредоточатся на комплексной оценке ледовых условий, погоды и разработке навигационных рекомендаций. Ледовый эксперт – это уникальная профессия, на его подготовку уходит как минимум 5 лет. Такого времени у нас нет.
– Данные с метеостанций используете?
– Информацию с метеостанций мы берем, в этом году заработает программа модернизации сети труднодоступных станций в Арктике. Этим занимается Росгидромет, наш институт курирует проект.
– Число станций вырастет?
– Несколько добавится, но, основной упор делается на модернизацию. Есть отличная идея, как получить больше информации о состоянии ледового покрова с помощью судовых попутных наблюдений. У нас по Севморпути будут бегать десятки крупных газовозов и ледоколов. Предлагается оборудовать их специальными телеметрическими датчиками, автоматически сливающими в систему “Север” данные о толщине льда, снега, возрасте льда, трещинах, дрейфе, сжатии. Эта информация существенно повысит уровень прогнозов.
Опыт использования телеметрии у нас есть, но готового технического решения пока нет. Надеюсь, в ближайший год-два оно появится, и мы предложим судам необходимое оборудование. Взаимоотношения с судоходными компаниями, ледоколами, газовозами – материя тонкая, но, насколько знаю, антагонизма к проекту нет. Все хотят иметь качественную информацию, поэтому с установкой этой телеметрической системы проблем возникнуть не должно.
– Экспериментальные рейсы по восточному маршруту проходят, как обычные, или к ним привлечено особое внимание?
– Варианты бывают разные. Для февральских рейсов этого года “Атомфлот” брал у нас гидрометеоинформацию, и на её основе они сами решали, как идти. Были еще весенние поздние прошлогодние рейсы, если помните.
Апрель, конец марта – это поздние рейсы, самое холодное время еще не наступило. Ранние рейсы были в мае. И там на борту был наш человек. Мы можем ледового эксперта отправить прямо на судно, и он с капитаном будет прокладывать маршрут. Это один из возможных способов нашего взаимодействия с “Атомфлотом”. Эксперты ААНИИ присутствуют на судне, также мы прорабатываем варианты в своем центре и в онлайн-режиме обмениваемся информацией. Если будет необходимость, мы готовы выехать в Мурманск в штаб морских операций Севморпути и организовать там учебу для обмена информацией. Мы расскажем, что и как делаем, чтобы люди, отвечающие за безопасность судоходства, лучше понимали друг друга.
– В апреле-мае планируются новые экспериментальные рейсы. С вами советуются по срокам?
– Сроки в меньшей степени, но технику взаимодействия по льду проговаривают. Мы постоянно на связи и с оператором Севморпути – “Росатомом”, и с “Атомфлотом”. Вчера (на момент записи интервью - прим. ред) был день рождения у Вячеслава Владимировича Рукши. С ним тоже на постоянной связи. Ищем пути, как нам друг с другом взаимодействовать, двигаться единым фронтом, максимально помогать их ледоколам. В итоге потребитель должен получить комплексную поддержку – и гидрометобслуживание, и ледокольную проводку.
– ААНИИ участвовал в разработке программы развития Севморпути?
– В своей небольшой части, касающейся безопасности судоходства. Там же огромное количество пунктов. Мы в той или иной степени помогли.
– Как можно улучшить прогнозы текущего положения дел на Северном морском пути?
– Если пройдет по плану модернизация системы “Север” и не будет никаких катаклизмов и уменьшения финансирования, то мы будем не догонять кого-то, а, наоборот, получим задел. Секвестр в этом году был, но при текущем положении дел, думаю, мы завершим проект в очень хороших кондициях. Естественно, в дальнейшем потребуются ежегодные расходы на содержание информационной системы. При достойной зарплате экспертов, это недешевое удовольствие.
– Что из себя представляет система “Север” сегодня?
– Центр располагается у нас. Большая часть нашей информации – общедоступная и бесплатная. Кроме людей, “Север” – это набор автоматизированных рабочих мест (АРМ), программных продуктов, интерфейсов, программ диспетчеризации информации. На основе спутниковой информации эксперты готовят прогнозы ледовой обстановки, погоды, волнения, ветра. Задумывалась система в конце 1970-х годов, последняя модернизация была проведена около двадцати лет назад. Рассчитывали, что удастся обновить ПО и оборудование в 2010-х годах, но программа модернизации всё время откладывалась. Сейчас систему нужно улучшать.
– Программные продукты разрабатываете сами или покупаете?
– Готовых решений нет, нужны специальные знания.
– И нужно найти программистов…
– Вот вы говорите – найти. Если бы это было просто, всё давно было бы сделано и работало. Во-первых, необходимы айтишники, которые понимают, как это всё устроено. Ситуацию усложняет тот факт, что навигация в восточной части Арктики ранее почти не велась. Нам необходимо успеть разработать методы оценки сжатия и дрейфа льда по восточным морям, чтобы обеспечить круглогодичную навигацию. И, наконец, это надо еще подружить друг с другом. Сегодня прорабатываем разные варианты, но готовых решений пока нет. Если всё пойдет, как задумано, то система должна заработать идеально.
– У вас много конкурентов на мировом метеорынке?
– Есть глобальные компании – японцы, например, крупные IT-компании. IBM грозится выйти на рынок метеопрогнозов.
|
|
| 100-летие ААНИИ / Фото: архивы ААНИИ |
– В последние годы ледокольным судам сложно найти подходящий лед, чтобы провести ледовые испытания. Вас уже, наверно, тысячу раз спрашивали про масштабы потепления…
– Потепление есть. Льда стало меньше. Летом. А сколько оно у нас длится? Три-четыре месяца. А восемь месяцев в году – зима и лёд.
– Но меняется его толщина.
– Толщина зависит от моря. По этому году еще не могу сказать – самое холодное время впереди, а в прошлом году в Восточно-Сибирском море толщины были огромные – от метра двадцати до полутора метров. Это уникальные показатели за последние годы. При том, что в летний период и в сентябре площадь льда была минимальной.
– Есть же прогнозы, что к середине столетия всё в Арктике растает....
– Во-первых, не думаю, что это произойдет так быстро. А, во-вторых, зима останется все равно. Многолетнего льда не будет, но полутораметровый однолетний будет. Плюс, увеличится зона айсбергов и торосов, которые придется обходить или проходить. Сказать однозначно, что льда будет меньше, и всё будет хорошо, нельзя. Остаются свои сложности, нюансы.
– Вы вспомнили про айсберги. ААНИИ помогал “Роснефти” с ними бороться...
– Был совместный проект. Наши сотрудники выполнили работу и получили за это в прошлом году премию от правительства. Пробовались разные варианты для изменения направления движения айсбергов. Например, физический, с помощью каната. Можно также пройти перед айсбергом по определенной траектории, и он поменяет направление своего движения. Нужно ведь придать небольшой импульс в нужную сторону, чтобы айсберг изменил направление движения и не смог воздействовать на объекты инженерной инфраструктуры. Нашим сотрудникам удавалось перенаправлять достаточно большие по объему льдины.
– Какие еще коммерческие проекты выполняет институт?
– Основное – это гидрометеорологическое обслуживание. Крупнейшие клиенты – “Ямал СПГ”, “Газпром нефть”, проект на Дальнем Востоке. Всего более 30 компаний заказывают у нас специальное гидрометеообеспечение. Сейчас активно проводим ледовые испытания судов – и на стадии проектирования в нашем ледовом бассейне, и в естественных условиях. Например, для “Виктора Черномырдина” и для газовозов, которые строятся сейчас за рубежом. Работали с “Адмиралтейскими верфями” над ледовой платформой “Северный полюс”. Бывают заказы на инженерные сооружения, например, моделировали воздействия льда на опоры мостов. Оборона – понятно, про неё не буду говорить особо.
Отдел ледовых качеств судов сейчас один из самых молодых и укомплектованных. Там есть и опытные сотрудники, и молодежь. Проводится много научной и производственной работы. Мотивируем, чтобы готовили диссертации, так что скоро будут и защиты. Ледовый бассейн ААНИИ – первый в мире. Его открыли еще в 1955 году, когда институт располагался на Фонтанке. На момент переезда в новое здание на Васильевском острове это был один из самых передовых бассейнов в мире. Есть уникальные работы, которые только мы делаем. Это больше не про технические возможности бассейна, а про наши интеллектуальные ресурсы, скажем так.
– Вернемся к Севморпути. Насколько ему составляют конкуренцию с точки зрения гидрометеорологии и ледовой обстановки канадский Северо-Западным проход и Трансарктический морской путь?
– Говорить о том, что там происходят принципиальные с ледовой точки зрения улучшения, на мой взгляд, нельзя. Плюс, у нас хоть что-то есть по трассе. У них вообще инфраструктуры нет никакой, ни крупных городов, ничего.
– В Антарктиде в отличие от Арктики запрещена любая деятельность, кроме научной и охраны окружающей среды. При этом там довольно активно ведется поиск полезных ископаемых. Насколько вероятно, что Международный договор по Антарктике будет изменён?
– Вопрос политический, не хотел бы его комментировать. Могу только сказать, что Протокол по охране окружающей среды к Договору об Антарктике подписан в 1991 году сроком на 50 лет. Думаю, будет много работы, когда придет время его пересматривать.
|
|
| Антарктическая станция Восток / Фото: Алексей Екайкин, ААНИИ |
– Насколько велики запасы полезных ископаемых в Антарктиде, и интересны ли они с практической точки зрения?
– Ничего не могу сказать по этому поводу. Если площадь шестого континента составляет 14 миллионов квадратных километров (примерно, как наша страна), логично предположить, что там что-то да найдётся. Но как это добывать из глубины под четырехкилометровым льдом, я не представляю.
– Вы чувствуете интерес к деятельности института со стороны государства?
– Институт – государственный научный центр. Таких институтов по всей стране около 40. Это “Вектор”, где сделали вакцину от Covid-19, Гидрометцентр. Ключевые организации, важнейшие, которые представляют различные отрасли. Как руководитель организации и как ученый, я всегда хочу большего. Всегда не хватает приборов, средств на ремонт. Всегда хотелось бы иметь больше молодежи, выше зарплаты сотрудников. Это естественный процесс. И я не могу сказать, что меня не слышат. У нас неплохая ситуация во всех отношениях. ААНИИ – это большой мощный активно развивающийся институт, каким он и должен быть сейчас.
