Переворачивая желтые, ломкие страницы архивных материалов и старых книг, я так и не смог остаться равнодушным фиксатором забытых трагедий и бездушным статистиком человеческих жертв и материальных потерь. Кроме всего прочего, причина такого отношения кроется еще и в самих документах. Они рассказывают о трагедиях прошлых лет не нынешним казенным языком официальных пресс-релизов, а словами, в которых нашлось место и личному отношению автора, и его сочувствию, и деталям, из которых только и можно составить целостную картину минувших бедствий.
Оглушающий рев волн, разбойничий свист ветра, густой треск дубового корпуса, шелестящий гром рушащихся мачт, отчаянные крики гибнущих людей – всякий раз наполняют мое сознание, когда приходится знакомиться с документами, рассказывающими о кораблекрушениях. К тем местам на северо-востоке страны, где они случались и, что более печально, продолжают происходить, относятся устья рек Большая и Камчатка. Если говорить о последней, то трудно не вспомнить о трагедии 27 декабря 1998 года.
При входе в устье реки Камчатки перевернулась самоходная баржа пограничного корабля обеспечения "Николай Старшинов", которая везла грузы и личный состав для комендатуры камчатского погранотряда, дислоцированной на тот момент в Усть-Камчатске. Лишь одному из десяти человек, находившихся на барже, удалось спастись. Несмотря на то, что тщательные поиски с моря, суши и воздуха продолжительное время велись на значительной территории, от устья реки Камчатки до мыса Чаячий, тел погибших найти не удалось.
Если говорить о временах, еще более удаленных от нас, то существующие документы позволяют утверждать, что редкая навигация обходилась без трагедии вблизи устья или в нижнем течении реки Камчатки. Но двойные происшествия, как осенью 1807 года, даже здесь случались редко.
В конце сентября вблизи устья реки Камчатки встретились идущий из Кадьяка двухмачтовый парусник "Ситха", принадлежавший Российско-Американской компании, и два судна Сибирской флотилии – совершавший переход из Охотска транспорт "Святой Иоанн", а также курсировавший вдоль берегов Камчатки уже известный нам бриг "Святой Феодосий". Судами соответственно командовали британский капитан Барбер, штурман В. Дубинин и мичман Г. Норманский.
Первой погибла "Ситха", всего лишь несколько месяцев назад сошедшая со стапелей Новоархангельска. При входе в реку Камчатку парусник сильные ветер и волна прижали к барам, судно наклонилось на бок. Благодаря посланным шлюпкам со "Святого Феодосия", который несколькими сутками ранее благополучно встал на якорь в реке, экипаж и пассажиры "Ситхи" сумели без потерь покинуть гибнущее судно. О дальнейших событиях свидетели кораблекрушения вспоминали так: "…Лишь только съехали с него люди, как сильным ветром его унесло в море. Из груза было спасено весьма немного".
"Святой Иоанн" в это время находился почти в трех милях мористее. Видя неудачную попытку британского капитана войти в реку, штурман В. Дубинин решил дожидаться благоприятной погоды. Не надеясь на крепость двух основных якорей, командир транспорта приказал выставить еще и верп – малый завозной якорь, чтобы судно не снесло на мель. Но, вопреки надеждам и ожиданиям, погода не улучшилась. В ночь с 29 на 30 сентября сильный юго-восточный ветер перешел в штормовой. Исполинские волны захлестывали лишенный тремя якорями маневра невысокий корабль. Океанские валы свободно перекатывались с борта на борт судна, угрожая затопить транспорт.
К тому времени, как штурман В. Дубинин, полагая, что спасает судно, приказал рубить якорные канаты, один из матросов уже погиб. Далее "Святой Иоанн", увлекаемый поставленным парусом, пошел к берегу и, ударившись о грунт, остановился на мелководье, метрах в двадцати от Соловаренной кошки. Здесь волны продолжили свою разрушительную работу, с каждым ударом приближая гибель судна. Понимая безнадежность положения, члены команды, подгадывая моменты, когда океанские валы откатывались назад, перебегали на берег. Здесь их встречали посланные на помощь товарищам моряки "Святого Феодосия". Добежать до берега, впрочем, удалось не всем. Пятерых человек волны унесли в океан…
К этой истории мне остается добавить, что император Александр I наградил мичмана Г. Норманского за помощь экипажам погибавших судов золотыми часами. Действительно, по тем временам царский подарок.
 |
| Фотограф Zachary Staines / stocksnap.io |
Могут рассказать немало историй о кораблекрушениях мели и скалы у входа в Авачинскую губу, которая у моряков парусного флота пользовалось стойкой и недоброй славой. Командир затонувшего у Халактырского пляжа брига "Елисавета" корпуса флотских штурманов подпоручик И. Сидоров на судебных слушаниях раскрыл основания этой нелюбви. Объясняя, что причинами гибели его судна кроме жестокого ветра являлись приливные течения, офицер отмечал, что их "законы вовсе неизвестны у камчатских берегов, и они подвержены беспрерывным изменениям от направления и силы ветра, и быть может от других причин; а как не существует никаких лоций, и на картах не назначено даже направление прилива, то о направлении течения я не имел никакой возможности судить".
От суда подпоручика с недворянской фамилией освободили. И, на мой взгляд, совершенно справедливо. Судя по всему, он обладал прекрасными профессиональными качествами, что, к сожалению, являлось редкостью среди офицеров Сибирской флотилии. На Тихий океан с Балтики и Черного моря, как правило, ссылали неугодных и проштрафившихся моряков.
После кораблекрушения подпоручик Иван Сидоров в отличие от многих своих коллег скрупулезно заполненного вахтенного журнала не прятал. Благодаря подробным записям в нем комиссия военного суда смогла в подробностях проследить последние мили, пройденные кораблем с полудня 8 октября 1835 года, когда с приближением к Авачинской губе бриг "был застигнут густою пасмурностью с дождем, при усилившимся юго-восточном ветре", до 6 часов следующего утра, когда потерявшая мачты и паруса "Елисавета", сев на мель, лишилась хода. В этот момент на судне началась паника, но командир сумел ее остановить. Как сказано в документах: "Он успокоил команду и убеждал терпеливо дожидать рассвета".
Пришедшее утро действительно подарило надежду. В нарождающемся свете нового дня моряки увидели пологий, покрытый черным вулканическим песком, камчатский берег. Сегодня это место называется Халактырский пляж. От него "Елисавету" отделяли около 100 метров бушующего океана. Их взялся преодолеть квартирмейстер Кулешев, умевший хорошо плавать. Надежд экипажа он не подвел. Моряк доставил на берег вначале тонкую веревку, затем с помощью ее подтянул и закрепил на пляже канат. Он стал в буквальном смысле путеводной нитью для команды. Держась за канат, все моряки добрались до берега. Последним бриг покинул Сидоров. Никто из членов экипажа не погиб.
На берегу разбили палаточный лагерь. Несмотря на то, что в первые пять дней его существования "ветер стоял свежий, и дождь лил почти беспрерывно", моряки начали разгружать судно. В конечном итоге им удастся снять с транспорта товаров почти на 16 тысяч рублей. Общая же стоимость груза составляла 43674 рубля. На третий день к морякам "Елисаветы" присоединится прибывший из Петропавловска-Камчатского капитан-лейтенант Сарычев (не путать с Гавриилом Андреевичем Сарычевым, адмиралом, ученым-гидрографом, который скончался четырьмя годами ранее). Речь идет об Иване Васильевиче Сарычеве, помощнике начальника Камчатки, будущем генерал-лейтенанте флота. Офицера сопровождали 44 нижних чина.
24 октября разгрузку "Елисаветы" завершили, с тем моряки и покинули Халактырский пляж. Волны окончательно разрушили бриг к концу декабря.
Ровно через десять лет, почти день в день, но теперь уже на акватории Авачинской губы произойдет еще одно кораблекрушение. В этот раз человеческих жертв избежать не удастся…
Бриг "Гижига" вошел в Авачинскую бухту 27 сентября 1845 года. И тут произошло то, что на Камчатке случается крайне редко и что для моряка парусного флота является настоящим кошмаром, – установился полный штиль. Командир брига мичман А. Григорьев, вышедший в первый самостоятельный поход, вынужден был встать на якорь в миле к юго-западу от Трех братьев, на месте совершенно открытом для ветров, дующих с океана. До Изменной бухты – ближайшей удобной стоянки – оставалось около четырех миль, но сильное встречное течение не позволило имевшимся на бриге шлюпкам, как ни старались гребцы, отбуксировать "Гижигу" в безопасное место. В документах к тому же указывается, что команда, проведшая последние дни без отдыха, совершенно обессилела.
В Петропавловске, узнав, что давно ожидаемый корабль пересек линию мысов, начали готовиться к встрече транспорта, но ему так и не доведется войти в порт.
К 11 часам вечера подул резкий северо-восточный ветер, бриг начал дрейфовать. Командир распорядился ставить паруса в надежде, что ему удастся вывести корабль в открытое море подальше от мелей и скал. Но едва отдали фор-марсель – прямой парус на фок-мачте, как начавшийся отлив обнажил позади, слева и справа камни. Путь к морю оказался отрезан. Маневрируя парусами и якорями, командир предпринял несколько попыток остановить дрейф корабля. Команда, вопреки усталости, действовала "с быстротою необыкновенной", но остановить корабль не удалось. Во втором часу пополуночи "Гижига", отнесенная в бухту Ягодную, наскочила на риф. Бриг потерял руль, получил большую пробоину, через которую трюм начал стремительно наполняться водой.
В последней попытке спастись мичман А. Григорьев приказал поставить паруса в надежде, что ветер поможет снять корабль с камней и вынесет его на берег, но бриг стоял неподвижно. Только удары волн сотрясали его. Попытались спастись на шлюпках – их вырвало и унесло. Корабельные плотники сколотили плоты, но едва они оказались на воде, как их тут же разбило о корпус судна. Вскоре положение команды и пассажиров стало еще более ужасным.
Волны опрокинули бриг на левый борт, его мачты ушли под воду. В момент опрокидывания за борт смыло 14 человек. Документы перечисляют их: "Прапорщик Александр Семчин с женою, лекарь Сигизмунд Станкевич с женою, штурманский ученик Александр Самойлов, 5 женщин, 2 детей, якут и служитель". В воде оказался и мичман Григорьев, но ему удалось за что-то зацепиться и взобраться на правый борт, на котором спасались уцелевшие моряки и пассажиры "Гижиги". Из-за холода, ветра и волн силы людей стремительно таяли.
Не могу удержаться от соблазна вновь процитировать документ. Он переполнен сопереживанием:"Надежды на спасение не было; гибель казалась близкой и неизбежной – страшная гибель!..
Но Провидению было угодно спасти несчастных, испытав их всеми ужасами безнадежного крушения! В 8-м часу утра, бурунами перебросило корпус транспорта через камни и принесло к берегу. Кондуктор Дурынин первым бросился на берег с концом веревки, и при этой помощи, с убывшею при отливе водой, все благополучно перебрались на берег. Несчастный командир последним оставил развалины своего транспорта – первого судна, порученного в его команду – и, сойдя на берег, упал от изнеможения".
Первыми на помощь жертвам кораблекрушения пришли камчадалы, собиравшие на берегах бухты, где произошла трагедия, ягоды. Вскоре из Петропавловска прибыли на двух шлюпках капитан-лейтенант Рыдалев и прапорщик Секерин. К ним на помощь на трех вельботах пришли американские и британские моряки с двух китобойных судов, отдыхавших в Петропавловске. Прибывшие также высаживались на берег с большим трудом. Шлюпки Рыдалева и американца Свейна перевернулись. Те, кто находился в них, с трудом смогли избежать гибели. Груз и почту, находившиеся на "Гижиге", удалось спасти. Их потом почти два месяца перевозили в Петропавловск.
Комиссия, военного суда, ознакомившись с обстоятельствами гибели "Гижиги", постановила "дело об этом крушении передать воле Божьей". Эта формулировка означала, что командир и команда сделали все возможное для спасения судна.
Но об одной из самых ужасных трагедий мне довелось узнать во время работы над очерком о катастрофическом цунами, которое обрушилось на Северные Курилы и Камчатку в ноябре 1952 года. Изучая сообщения о стихийных бедствиях произошедших у берегов полуострова до того трагического события, я обратил внимание на записки известного русского писателя и путешественника Кирилла Тимофеевича Хлебникова, который в начале XIX века служил в Российско-Американской компании и находился в Петропавловске-Камчатском.
Он рассказывал о гибели в ноябре 1811 года в бухте Вилючинской бригантины Российско-Американской компании "Юнона". Да, того самого судна, купленного в свое время у американцев графом Н.П. Резановым. Оно известно нам по замечательной рок-опере Алексея Рыбникова "Юнона" и "Авось". Имя графа овеяно ореолом романтики благодаря горячей любви к нему дочери испанского коменданта Сан-Франциско Марии Консепсьон де Аргуэльо.
Впрочем, то, что произошло осенью 1811 года в бухте Вилючинской, начисто лишено романтики. Вместе с бригантиной погиб почти весь ее экипаж. Удалось спастись троим матросам.
 |
| Николай Петрович Резанов / "Википедия" |
Кирилл Тимофеевич Хлебников, находившийся в то время в Петропавловске-Камчатском, так рассказывал о судьбе уцелевших моряков:
"Они нашли бывших там за ловлею рыбы наших людей и ими сюда1 доставлены. Ужас объял меня при сем горестном и плачевном известии. На другой день мы поехали на гребных судах к месту кораблекрушения, и какое поразительное зрелище нам представилось! Прилив с моря по речке Вилюче поднимался более трех верст2, и на всем том пространстве находили разнесенные течением мертвые тела или оторванные и искаженные части их, заметенные песком и опутанные морским поростом; иных находили зацепленных за деревья. Но всего ужаснее было видеть поднятых и заброшенных в ущелины между каменьями, рукою или ногою и всем телом висящих в воздухе. Девять тел были собраны и погребены, и участь, постигшая мореплавателей, тронула нас до глубины сердца".
Читатель, наверное, обратил внимание на одну странность в описании К.Т. Хлебникова. Он рассказал о морском приливе, который поднялся по реке Вилюче на три версты вверх по течению и имел такие силу и напор, что чудовищно калечил тела моряков, забрасывал их на скалы и деревья. Вы когда-нибудь слышали о таком приливе на Камчатке? Я — нет.
Самые высокие приливы Тихого океана зафиксированы в Пенжинской губе Охотского моря, где они достигают почти 13 метров. Известны, конечно, сильные приливные волны, которые возникают на Амазонке, на некоторых других реках. Самая высокая в мире приливная волна зафиксирована на китайской реке Фучуньцзян. Здесь она при скорости 40 километров в час может достичь высоты 9 метров. Но на реке Вилюче таких аномалий не зарегистрировано.
Если же сопоставить время гибели "Юноны" и цунами, возникшего у тихоокеанских берегов Чили 19 ноября 1811 года, а также принять во внимание описание К.Т. Хлебникова, то вывод окажется однозначным: причиной кораблекрушения легендарной бригантины стало цунами. Корабль, видимо, встал на якорь слишком близко к устью реки, что и предопределило его гибель.
В ноябре 1811 года, подобно тому как это случилось позже — в мае 1960 года, волна, рожденная у берегов Чили, достигла Камчатки. Сведений же у нас о ней нет по одной самой простой причине: на пустынных тихоокеанских берегах Камчатки в начале XIX века не было никого, кто мог бы донести до потомков известие о цунами. В Петропавловске, расположенном в спасительной глубине Авачинской губы, его просто не заметили. К.Т. Хлебников, рожденный вдали от моря, тогда мог и не знать о таком грозном природном явлении, как цунами, поэтому и посчитал причиной гибели "Юноны" необычной силы морской прилив.
Рассказанные мной истории далеко не исчерпывают всех морских трагедий, произошедших в водах, омывающих Камчатку. Пропали без вести направлявшиеся в Петропавловск бриг "Екатерина" и транспорт "Курил", погибли еще десятки судов. Пусть им общим памятником станет возводимый в Петропавловске морской храм.
_______________________________________________
1 Имеется в виду Петропавловск-Камчатский. — Авт.
2 1 верста равняется 1066,8 метра.
Владимир Слабука
